Андрей Чемоданов


не верь не бойся не проси
простое кредо атеиста
мы словно голуби просты
как будто вороны речисты
прости меня моя любовь
что не боюсь что я не верю
что заменяется любой
подшипник в этой ноосфере
что жгутся звёздочки в горсти
и дыры черные в ладони
не верь не бойся не прости
а я боюсь поверил понял



***


мы ждали санитара с зажигалкой
под пожелтевшим белым потолком
стонали нарко и вздыхали алко
дрожали пальцы пахло табаком
ты мне сказал когда однажды выйдем
не попадёмся больше на крючок
совсем пропащий пропади из виду
иначе снова в дурку дурачок
я отвечал исчезновенье видов
закономерный в общем-то процесс
мы вышли никого своих не выдав
и ты сумел ты всё-таки исчез



***
вы слышите как тишина звенит
сутуло наклоняется над нами
и темнота постели нас винит
что мы живём ночами а не днями
простите тишина и темнота
неловко пожимаю ваши пальцы
сегодня тишь не та и тьма не та
и страшно что не страшно ошибаться



***
жизнь открывается без скрипа
и закрывается без стука
душа молчит как будто рыба
попавшаяся в невод щука
не скрипнет в сердце половица
и в голове не хлопнут ставни
поэзия ты баловница
с рукой зажатыми устами
всё будет тихо шито крыто
без шума копоти и пыли
что пели мы о том забыто
о чём мы пели то забыли
я тихий дедушка Пихто
я мимо проходил
в до дыр проветренном пальто
не сдавшемся в утиль
я вас любил любовь ещё
осталась под пальто
а впрочем выпишите счёт
тик-так ку-ку додо
неловкий дедушка Никто
пешком иду на вы
не то не то не то не то
увы увы увы




* * *
закурил сигарету на лестнице
потом просто вышел во двор
ходит бродит уже не ленится
вот от этих до этих сих
там повсюду ледком подернулось
на качелях и на скамьях
и земная заиндевела ось
не лижи ты её дурак




* * *
птицы уснули зажглись фонари
где-то на детской площадке внутри
дрогнуло выжило пламя в горсти
детская ночь сигарету прости
птицы уснули зажглись фонари
бесятся дети желая в сортир
бесятся каждой квартиры внутри
в каждом ребенке безумный сатир
я на скамейке и мне невдомёк
тихо мерцает в губах огонёк



* * *
гражданин плохо вижу погоны
извините я не звездочёт
молодежь далеко не в законе
пожилые же наперечёт
я конечно отправлюсь на ходку
на последнюю ходку всерьёз
вы отметьте в графе про чахотку
запишите что туберкулёз
ждите справку о том что мол помер
на изрытом граблями песке
и написан неправильно суками номер
белой краской на черной доске



* * *
здесь ходил троллейбус пятый
тридцать первый проезжал
так помянем их ребята
их девчонки очень жаль
по изгибу проезжали
пол бульварного кольца
и никак не ожидали
вот такого вот конца
всё решили мани-мани
что упали на офшор
эх позор тебе собянин
ах позор тебе позор
я испытываю шок но
может быть в последний раз
за москву родную чокнусь
за троллейбус trolleybus



***
иегова не любит свидетелей
убирает их по одному
по приказу его один деятель
замочил спецагента му-му
не любил иегова свидетелей
но за них попросил иисус
ты прости их они же как дети и
не криви ты презрительно уст



***
нету птичек совсем темнеет
очевидно уже закат
всё темнее но тем не менее
чикчирики ещё звучат
чик чирик бесконечно весело
веришь верю звучат они
через глупое снежное месиво
воробьяные воробьи
я однажды сложу лодыжки
закопают меня во тьме
только крылышек их ладошки
аплодировать будут мне



***
ещё ещё ты просишь по привычке
ещё бы слов и рифму мне ещё б
а над тобой круги сужают птички
у падальщиков свой всегда расчёт
ещё стихи балуются как детство
ещё прыщав доверчив ты и глуп
но тромб змеёю заползает в сердце
и падает строка окурком с губ



****
заведу себе хомяка
назову его Никогда
будет шерстка его мягка
будет странной его еда
и я буду его любить
а не ставить его на кон
и однажды он может быть
даст понять что со мной знаком
будет он словно я нелеп
не годящийся никуда
а ещё через пару лет
Никогда умрёт навсегда





***
опознанный порхающий субъект
расхристанный мой голубь предзакатный
летает мало очень много ест
и на асфальте оставляет пятна
так почему мне дорог этот птах
ничем не примечательная птица
и почему зайдется сердце ах
и для чего он в память угнездится
я тоже грязь но грязь своей москвы
я та же дрянь арбатских переулков
но в самый раз для неба синевы
как в яузе-реки бывает утка
когда я улечу пером звеня
из этого возлюбленного края
юннат ста лет припомнит про меня
шепча под нос кого-то не хватает




***
ты прокрадись и найди пальто
там на крючке звезды
может в кармане найдется сто
граммов от темноты
мы же совсем-пресовсем одни
любого взяла бы жуть
как на забытой планете пни
их некому даже пнуть
ни для кого там никто они
просто висит пальто
мы у него в рукаве огни
которых не видит никто





***
по гастрономам я бродил
И мой сырок со мною,
всю жизнь ему я посвятил
вино тому виною
он был всегда как на посту
как мать ни материла
его хватало на полста
а так же на три рыла
он был конечно очень мал
и был не очень сочен
брусочек мой топленый был
как закуси кусочек
бывает что глотни кусни
и ты уже в сугробе
и снятся золотые сны
о дружбе и свободе
и разливает наугад
сырковое сословие
и эта дружба говорят
важнейшее условие
И мой всегда, и мой везде,
И мой сырок со мною.
как век пошедший по пизде
ввек сплавленный со мною.




***
почему-то всегда начинаются снегопады
только выйду выйду на улицу книжицу почитать
на страницах моих пушистые тают тают
две снежинки на слово и не понять тетрадь
на страницу ложится десяток крупинок снежных
и не видно ни буквы ни точки ни запятой
и не видно уже междометий прочих между
между этою белой снежинкою или той
как всегда как обычно пред страшною белой бумагой
на озябшие руки последним дыханьем дышать
улыбаясь задумчиво глупо немного нагло
буду черные буквы по белому снегу чертать




***
Суровые годы уходят…
Херовая нынче погода
На грязный уставившись снег
Итоги херового года
Херовый подвел человек.
Смеялись веселые боги
Над зрелищем грустной земли
Херовые были итоги
Другими и быть не могли.
Херовый год кончился к черту
И под ликование масс
Приходит год двадцать четвертый
Он будет херовей в сто раз.




***
где стол был явств там девки пляшут
и мачта гнётся и скрипит
а вьюга злится вьюга плачет
семейной лодкой бьёт о быт
а я дрожу в своей халупе
для всех ниф-ниф всему наф-наф
и выгляжу ужасно глупо
но в чём-то я внезапно прав
что я молчу за барной стойкой
себе как будто на уме
тихоней тишкой но настолько
чтоб не участвовать в чуме
дэвиду кроненбергу
шестнадцатого января
когда выходишь на карниз
когда выходишь из себя
не улетай не надо вниз
возьми на крышу чемодан
и загляни в его кишки
там корчится дружок-мутант
шевелятся мои мозги
я выблядок высоких сфер
я собираюсь на луну
дружок давай посмотрим вверх
и в небо скажем "ну и ну"



****
в ларьке соседнем стёкла жолты.
по вечерам, по вечерам,
трещат задумчивые вольты
и ветер свищет между рам.
стоят игрушечные водки,
метила близорукий ад,
на них задумчивые орки
глазами страшными глядят.
о, вещее моё "ты там",
о, тихая моя привычка...
подходят люди к воротам
и ссут, что очень неприлично.




***
и после смерти встретимся, конечно,
Втроем: не бог, не царь и не герой.
на это намекнут и наша внешность
И наших душ недорогой покрой.
В обыкновенном ожиданьи чуда,
Опять утра, с устатку, слегонца,
Там та же принимается посуда,
И те же пропиваются сердца.
Там есть одно, за продуктовым, место,
Которому нам изменять нельзя…
Три мушкетера третьего подъезда
Срывают пробку с первого ферзя