Спустя полгода мы вернёмся в дачный дом,
Всё будет в нём, как было при отъезде.
Под пыльным бархатом и каждый на своём
предметы, как поставили мы, месте.
Паук сковал немытое окно,
Соединил резные занавески,
Играет кружево изящное его
Под лампой тусклой в золотистом блеске.
В серванте горкой блюдца. Старый календарь,
С окошком красным возле воскресенья,
И полки книжные, и прошлогодний дар —
Календула, рябина и варенье —
Застыли, замерли и ждали. Посмотри,
здесь кто-то был, читал на кресле книгу.
И не убрал. Закладка есть внутри,
Пометки на полях. Хотел понять интригу.
И отложил, забыл — назад поставить лень —
Раздумывал, бродил, выписывая что-то.
А может, то моя читала книгу тень
неделю, месяц, три, а может, все полгода?


***
Припомнился солнечный выцветший двор,
пропахший ромашками, уличной пылью,
сквозные подъезды, щербатый забор,
ушастый, трехцветный, хромающий вор,
сосед, начищающий дуло, затвор,
и бабочек мягкие в крапинках крылья.

Полет этих бабочек прост, но лукав,
я не уставала от летней погони,
бежала зигзагом, бросалась стремглав,
вставала, четырежды сильно упав,
с крапивницей в детских немытых руках,
добытой на мягком, небритом газоне.

Закончилось детство, а тайна жива —
пускай с каждым днем всё суровей и строже
то гладью, то крестиком шьется канва
течения жизни — она такова:
мне кажутся в крапинку звуки, слова —
на бабочек робких, пугливых похожи.

И вот я ворочаюсь ночь до утра,
гоняюсь за мыслями снова и снова.
Упрямая девочка, всё как вчера,
с восторгом за бабочкой спрыгнет с крыльца,
Поймала неловко, и стерлась пыльца.
В ладонях осталось убитое слово.


Росток

Я и ночь на скамейке пустой
долго
Запах горький, густой. Суета
смолкла
Город влажный под белой луной
плачет
Он когда-то был мой или твой
не иначе
Мы врастаем в пейзаж площадей
старых
Тихо шкрябает сито дождей
тротуары
Синей розы (ползучей) росток
крепкий
По сопревшей стене на восток
тянет ветки

Я вплетаюсь корнями в углы
детства
В переулки, скверы, дворы
по соседству

Тени памяти тянутся, льнут
к стенам
Возрождая забытые дни
постепенно

***
Там, за стеной, воздуха стон,
Двери рвутся с петель.
Люди телами плетут узор,
Ночь кусает постель.

Кровь соскребла румянца шик,
Вздохи — беседа пуль.
Юзом улыбка. Пальцы встык.
Вырванный поцелуй.

Лица застыли, дыхания ритм,
Сдавлены голоса.
Юности память, срываясь в крик,
Звездами жжет глаза.

Небо разбухло, камень разбит,
Город — россыпь огней.
Плачешь растерянный, с толку сбит,
Множится фарой тень.

Улицы мертвые в желтых плащах
Тянутся в зыбком сне.
Старая песня на мятых губах
Тихо, но обо мне...


***
В краю где я не была никогда
где горы вздымаются гордо
и снег разноцветный хлопочет
на сонных улицах города
В краю, где спелые жизнеплоды
манящие подлинно сладкие
где шкуры змеиные сброшены
в художественном беспорядке
В краю где я не была никогда
на улицах с разными голосами
в просторных и маленьких городах
в квартирах пустых воскресает
картинка со множеством пахнущих трав
проросших салатовых юных
и кто из них ты?
а кто из них я?
в заснеженном этом июне